В качестве предисловия: Bummel sans la marmotte
Раз уж моя физиономия появилась на этом сайте и подразумевается, что под ней надо что-то писать, то, пожалуй, наиболее адекватным описанием путешествий по миру, случившихся тем или иным боком благодаря научной работе, все же будет конструкция, вынесенная в заголовок. Что она значит? Ну, она примерно как лук, и состоит из множества слоев. Читать дальше
Если выпало в Империи родиться,
Лучше жить в глухой провинции у моря.
И. Бродский «Письма римскому другу»
Так уж получилось, что я никогда не был в Риме. Но Рим – не только город (точнее – Город), но и Империя, а прошедшие почти восемнадцать веков после Pax Romana по-прежнему не мешают ощущать то, что осталось от нее, бродя по улицам городов, весьма далеких от Апеннинского полуострова, и на первое туристическое представление известных более другим.
Волхвы пришли. Младенец крепко спал.
Крутые своды ясли окружали.
Кружился снег. Клубился белый пар.
Лежал младенец, и дары́ лежали.
И. Бродский
Если ехать в Германию где-то между серединой осени и серединой весны, то самое лучшее — подгадать свой визит на промежуток между 25 ноября и 25 декабря. Потому что в этот месяц (Advent) есть специальное удовольствие — шляться по рождественским рынкам (Weihnachtsmarkt): глинтвейн, пряники, прочие сладости, лавочки с елочными игрушками и вообще атмосфера праздника.
Стар и давен город Гаммельн
М. Цветаева «Крысолов»
Между прочим, заголовок – ни в коем случае не попытка иронии или словотворчества, а перевод совершенно официального термина. Дело в том, что в Германии есть традиция снабжать имена некоторых городов характеризующими их эпитетами. Например, город, из которого началась Реформация, именуется Lutherstadt Wittenberg – Лютеровский город Виттенберг, бывшая столица Ганзейского союза: Hansestadt Lübeck – Ганзейский город Любек, место пребывания одного из самых знаменитых немецких университетов: Universitätstadt Göttingen – Университетский город Геттинген. Так вот, всякий человек, приехавший в Гаммельн, прямо на вокзале узнает, что прибыл он в Rattenfängerstadt Hameln.
Так как, по слухам, этот проект затевался для описания впечатлений от научных и образовательных посещений зарубежных университетов, а не только географо-исторического трепа, то, разнообразия ради, небольшая серия заметок будет посвящена впечатлениям именно об университетах, в которые меня заносило в последние 10 лет с теми или иными профессиональными целями.
Естественно начать с Берлина, а именно — Берлинского университета имени Гумбольдтов (Humboldt-Universität zu Berlin), в Институте физики которого я ежегодно провожу от одного до трех осенне-зимних месяцев, начиная с 2005 года.
Ship me somewhere east of Suez…
Rudyard Kipling
История, в результате которой я оказался в Индии, началась для меня еще в 2003 году с написания и публикации в Journal of Applied Mathematics статьи «About calculation of the Hankel transform using preliminary wavelet transform» (О расчете преобразования Ганкеля, предварительно используя вейвлет-преобразование). Прошло три года, и я получил письмо с вопросами по ней из Бенаресского индийского университета, от одного из свежепоступивших к профессору Ому Сингху аспирантов, который получил задание развить в качестве диссертации метод, описанный в той-то статье. Оказалось, что таки развития идеи хватило даже на двух человек, на публикацию ими восьми статей и успешную защиту обоими докторских диссертаций.
А еще через несколько лет, один из этих бывших аспирантов, а теперь доктор Винит Сингх, получил от департамента науки и технологий Индии Правительства грант на то, чтобы чтобы провести 2011/12 учебный год в каком-либо заметном научном центре за рубежом, и выбрал он как раз Курск и Курский государственный университет (результат пребывания вполне успешный — пара приличных совместных статей).
Ну а меня, соответственно, пригласили в обратную сторону — то есть в Индию, прочитать серию лекций о том, что интересного стряслось в теории вейвлетов за последние годы. Туда я и полетел в конце июля 2012 года.
Собственно, заголовок – это прямой перевод части топонимов «Бычий брод» (через Темзу) и «Мост через Кем» (тоже река такая) – Оксфорда и Кембриджа – местоположения двух, пожалуй, самых известных университетов мира. В оба занесло меня по случаю проходивших там конференций. Так что далее – не столько про университетскую жизнь, сколько про впечатления человека, который, кроме посещения этих мероприятий, просто шляется по улицам.
Есть много разных способов посмотреть на всякообразные учебные и научные заведения. Помимо работы над совместными проектами, чтения лекций и конференций, в них проходящих, есть еще такая полезная вещь, как научные семинары, куда принято регулярно приглашать людей из других вузов, чтобы они рассказали чего-нибудь новенького. Помимо общения с коллегами, это еще и создает коллекцию впечатлений о разных занимательных местах и штуках, в них находящихся.
Поэзия символистов, в принципе и целом, как-то меня не трогает, но вот пара стихотворений, одно из которых написано Валерием Брюсовым, а другое — Федором Сологубом, запомнились. Так вот, так уж получилось, что именно на иллюстрации именно этих двух стихотворений я совершенно для себя неожиданно наткнулся во время (во многом, вообще литературоцентричных) блужданий по Германии.
Как известно, современная русская проза началась с Николая Михайловича Карамзина, с его «Писем русского путешественника». А сейчас, помимо чисто художественного интереса, любопытно перечитывать их, побывав в большей части мест, через которые проезжал классик, и сравнивать описания 1789 года с собственными современными впечатлениями. Жил Карамзин и в Берлине, и подробно описал его. Но если Унтер-ден-Линден или Тиргартен — это и сейчас «лицо города» которое видит каждый его визитер, то особо забавно было найти не столь общеизвестные места, тем не менее, занимающие заметное место в истории литературных путешествий.
Перед Бранденбургскими воротами извозчик остановился, …
он пустился в описание ворот, … сравнил их с афинскими «Порперлеями»
Дж. К. Джером «Трое на Bummel»
В отличие от кучера, доставшегося героям повести Джерома Клапки Джерома, я не только могу выговорить название «Пропилеи», но и сравнить самые знаменитые ворота Афин и Берлина по личным впечатлениям после собственных Bummel.
Если, блуждая по улицам европейских городов, не просто пялиться по сторонам, а еще и читать висящие на стенах мемориальные таблички, то зачастую можно обнаружить новые для себя любопытные факты, например, набрести в живописных закоулках Старого Света на места, с которых во многом началась история Света Нового.
Почему бы не сделать тринадцатую заметку из этой серии тематической? Посылали? Так я там уже был.
Куда обычно идут люди в Дрездене? Ясно куда — в его центр, смотреть Цвингер, Дрезденскую картинную галерею, оперу, восстановленную в 2005 году Фрауэнкирхе, и их окрестности. Естественно, был там и я, но увеличивать мировую энтропию еще одним единообразным рассказом об общеизвестных местах, пожалуй не буду. А речь пойдет о другом, том, куда можно попасть либо специально (когда знаешь, что ищешь), либо случайно — а это места тоже существенны в литературно-историческом образе города.
Есть в Берлине места, которые находятся, с одной стороны, буквально в самом центре города, а с другой, чтобы их найти, надо знать, что они есть. Причем зачастую в эту категорию попадают именно очень берлинские вещи.
Забавно, но в немецком легендариуме Средневековья и Нового времени истории многих знаменитых соборов и их окрестностей самым непосредственным образом связаны с нечистой силой. Причем далеко не всегда она была помехой — хитроумные зодчие во многих случаях весьма эффективно употребляли строительные таланты местных чертей на пользу обществу.
Как-то так получалось, что город Ганновер достаточно долго существовал в моих впечатлениях исключительно в ипостаси вокзала (и автовокзала). А все из-за того, что в Германии относительно немного прямых железнодорожных путей и изрядная часть дорог от Берлина к западу и северо-западу требует пересаживаться в Ганновере (к международным автобусам это, кстати, тоже относится).
Короче, через несколько лет мне такая ситуация надоела и я специально поехал гулять по Ганноверу как по самому по себе городу.
Купола в виде луковиц многими воспринимаются исключительно как отличительная черта русских православных храмов и их колоколен. Как ни странно, но такой стереотип – отнюдь не факт. Достаточно заехать в Баварию – и вот там, к некоторому изумлению человека, не обладающего специальными познаниями в истории архитектуры, внезапно видишь их на каждом, практически, шагу. Особенно – в мелких городках и деревнях.
Фрегаты древних лузов, взморье Гоа.
Х.Л. Борхес «Восток»
Как ни странно, но мои личные ассоциации по поводу великого португальского поэта Луиса де Камоэнса, носят отнюдь не поэтический, а сугубо географический характер. Началось все еще далеко в детстве, с романа Жюля Верна «Дети капитана Гранта», откуда я эту фамилию и узнал, ибо Паганель, как известно, выучил португальский язык вместо испанского именно по поэме Камоэнса «Лузиады».
Далее эта ассоциация укрепилась поэтическим образом, но снова не из-за португальской поэзии, а опять-таки, напротив, испаноязычной (в переводе, естественно) — ибо Камоэнс и его путешествие в Гоа неоднократно появляются в стихах Хорхе Луиса Борхеса. Ну а окончательно закрепилось вот такое впечатление в 2012 году благодаря забавному совпадению собственных поездок.
Как уже однажды упоминалось, во время поездки в Оксфорд я там таки (нарушив череззаборным способом границы частной собственности) забрался на то поле, где Алиса встретила Белого Кролика. Я — нет. Но спустя полтора года сей персонаж таки обнаружился, как ему и положено, под землей — но самое забавное, — не в Англии, а в Португалии, — в метро.
I pray thee, stay with us. Go not to Wittenberg.
Shakespeare, «Hamlet»
В отличие от Гамлета, я не прислушался к просьбе Гертруды (впрочем, она не меня и просила). И, посетив в августе 2003 года в компании участников VII Международного симпозиума по ортогональным полиномам, специальным функциям и их приложениям Эльсинор, там не остался. А еще пять лет спустя съездил таки в Виттенберг.
И хоть из тех трех, о которых пойдет речь, общеизвестен (со школы еще) только один, имеет смысл рассказать и о двух других — ибо главный результат их деятельности как раз заметен всем, кто посещает когда-то возглавляемые ими города. Итак, по порядку.
После того, как в 1920 году был принят «Закон о Большом Берлине» (Groß-Berlin-Gesetz) с территории провинции Бранденбург исчезло сразу несколько городов. То есть, ничего катастрофического — и дома и люди остались на прежнем месте — а вот административно это все стало одним городом — Берлином, выросшим по площади в 13 раз.
Но при этом в районах, унаследовавшие имена городов, по-прежнему можно найти и их собственные черты. Поэтому далее — о двух, на мой вкус, наиболее своеобразных (кстати, они были связаны историей еще в те времена, когда никакого Берлина вообще между ними не было — о чем тоже — далее).
Вылазки в окрестностях Ганновера имеют то преимущество, что оказавшись неподалеку от него, в каком-нибудь литературно-историческом месте, обнаруживаешь, что следующее интересное место, оно — недалеко от текущего, и блуждание можно и продолжить.
Вот, например, на вокзальной площади Гаммельна находится автостанция, с которой ходят автобусы в неподалеку находящийся Боденвердер (Bodenwerder).
Я уже как-то писал про натыкание в Германии на натуральные иллюстрации русской поэтической классики. И вот еще пример, правда из Великобритании и не настолько непосредственный — то есть не точное совпадение, а просто ассоциация. Но все же, есть у Гумилева одно известное и очень мне нравящееся стихотворение, про которое трудно не вспомнить в зале древнеримских скульптур Британского музея:
Название этой заметки — отсылка к эссе Петра Вайля «Взгляд из окна: Харлем — Хальс». Вообще-то говоря, оно и было одним из мотивом съездить в этот голландский город. Но вот по приезду оттуда, у меня город Харлем основательно проассоциировался не с Францем Хальсом, а с другим нидерландским художником XVII века — Герритом Адриансзоном Беркхейде (Gerrit Adriaenszoon Berckheyde).
Три наиболее красивых рукотворных материала, происходящие из Западной Европы и носящих собственные имена — муранское стекло, майсенский фарфор и кристаллы Сваровски. И эта заметка — иллюстрации мест, откуда они суть пошли.
Частично в продолжение рассказа про майсенский музей фарфора, а частично — про ситуацию с восприятием Ганновера как города вокруг вокзала традиционных пересадок с поезда на поезд.
Именно на таком расстоянии находится небольшой баварский город Фрайзинг (Freising). Хотя определенная связь между ними известна еще с IX века, когда во Фрайзинг в 834 годы были перенесены останки 6-го Римского папы (105-115) Св. Александра I, более известны события недавних лет. А непосредственно увидеть это можно благодаря тому, что Фрайзинг находится всего в 8 километрах от мюнхенского аэропорта и, если ехать не на юг, а на север, то гораздо проще добраться за 15 минут автобусом до железнодорожной станции Фрайзинга, чем за час — до мюнхенского вокзала (который, к тому же — в противоположном направлении). А выйдя на этой станции — прямо над ней, на холме видно следующее.
А именно — стена аэропорта имени Индиры Ганди в Нью-Дели. А «мудрая» она потому, что выйдя из самолета, еще по дороге к таможне, проходишь под стеной, на которой размещены изображения рук — а вот они расположены не просто так, а образуют индийские ритуальные положения кистей — мудры.
Hic sunt dracones
Хотя наиболее у нас часто встречающийся пример, естественно, имеет место быть на гербе Москвы, изображение Святого Георгия, поражающего змия, отнюдь не редкость и в Западной Европе. Более того, там и его коллег по подобному подвигу немало, даже среди святых. А еще и рыцари ленгендарные тоже популяцию этих пресмыкающихся (в лице драконов) активно сокращали. Так что, соответствующие памятники можно встретить много где и оценить заодно фантазию их авторов.
В продолжение прошлого рассказа, стоит заметить, что памятники в Германии бывают не только драконоборцам, но и представителям более мирного животноводства и их питомцам, более съедобным и в хозяйстве полезным.
Гиппократ родился около 460 г. до н.э. на Косе, учился и какое-то время работал там. И точки зрения его профессии — там и тогда — ему сильно повезло в этом — ибо именно на этом греческом острове был один из наиболее значительных медицинских центров. Сейчас — уже нет. Так, меня туда занесло не по медицинским, а по сугубо математическим делам — конференция на Косе проходила.
Здешняя кафедральная церковь есть величественное готическое здание, и башня ее почитается за самую высочайшую пирамиду в Европе. Вошедши во внутренность сего огромного храма, в котором никогда ясного света не бывает, нельзя не почувствовать благоговения.
Н.М. Карамзин «Письма русского путешественника»
Речь в цитате, вынесенной в эпиграф, идет о Страсбургском соборе, Нотр-Дам де Страсбург.
В продолжение астрономическо-историческо-географической темы. Если Коперник, старинный портрет которого находится в Страсбургском соборе, в своем трактате «О вращении небесных сфер» еще пользовался весьма громоздкими конструкциями, чтобы описать видимые конфигурации планет (ну, по факту, планеты в его оригинальной системе не совсем вокруг Солнца обращались, а по сложной системе окружностей, движущихся по другим по окружностям, движущимся вокруг Солнца), то физически адекватную картину планетной системы создал Иоганн Кеплер. Правда, и его эллиптические орбиты, обоснованные классической механикой Ньютона, имели погрешность в описании одной из планет — Меркурия, движение которого смог объяснить только Альберт Эйнштейн. Так вот, любопытно, что последние места жизни Кеплера и первое — Эйнштейна — рядом.
Баварский городок Фюссен, про который я уже однажды писал, заслуживает не только того, чтобы там пересесть с электрички в автобус, идущий к замку Нойшванштайн, но и того, чтобы погулять по его улицам, поглазев на дома.
Есть в Швейцарии городок Монтрё, всячески известный как в истории литературы, так и в истории музыки, из-за чего меня, обретающегося в тот момент в Лозанне, на вейвлетной конференции Wave2006, туда и понесло (интерес был, действительно, более географически-исторический, ибо ни поклонникам художественных произведений Набокова, ни к поклонникам Deep Purple я не отношусь). А вот сам Набоков как персонаж жизненный, на мой личный взгляд, гораздо интереснее.
Иногда мне кажется что я — петух голландский.
В. Маяковский
На первый взгляд вопрос, что общего между попугаями и Голландией напоминает классическое: «Что общего между вороном и конторкой?». Ан нет, в нидерландско-птичьем вопросе общее таки есть.
Дело в том, что наиболее распространенное разговорное название, «Мальтийские рыцари», справедливо только последние почти 6 веков — с 1530 года), а до этого члены Иерусалимского, Родосского и Мальтийского Суверенного Военного Странноприимного Ордена Святого Иоанна на протяжении двух столетий (1309-1523), после того, как они покинули Иерусалим, были известны как «Родосские рыцари». И следов их пребывания на этом ныне греческом острове осталось немало (даже больше, чем от древних греков).
С крыши город светился дальше,
С крыши города было больше.
Зоя Ященко
Если уж смотреть на город, забравшись куда повыше, то из рукотворных сооружений такую возможность лучше всего предоставляет Ульмский собор (Ulmer Münster), колокольня которого — уже более века, и сейчас, самая высокая в мире: 161.5 метра.
Не шалю, никого не не трогаю, починяю примус.
Кот Бегемот
В общем, эпиграф более-менее (за вычетом примуса) описывает начала моих двух прогулок по голландским городам, в ходе которых произошли весьма любопытных натолкновения. Итак, обе истории подробнее.
И еще про Лейден. Если идти от вокзала к центру города, то практически на входе в его старую часть, на берегу Рейнбургского обводного канала (Rijnsburgersingel) можно увидеть вот такой оригинальный памятник:
Большая часть более-менее долговременных визиторов Берлинского университета имени Гумбольдтов, безусловно, знают улицу Florastraße в берлинском районе Панков (Pankow) — по простой причине — по ней следует идти от остановки метро и и S-bahn’a к университетскому дому. Улица жилая, тихая, с приятными домами столетенй давности. Но самое интересное на ней — как раз через квартал уже после поворота к жилью для гостей вуза.
Никогда специально не искал статистику по числу памятников в Германии, так что не могу сказать, кому их там больше всего. Так, по общему впечатлению, скорее всего, Лютеру и Бисмарку. Возможно, что инициатору Реформации и создателю единого немецкого литературного языка даже и больше (хотя и не факт), но памятники создателю единого германского государства — интереснее.
Как правило, если речь заходит о Германии и городских музыкантах, то первые, с кем эта тема ассоциируется, — естественно Бременские городские музыканты (ну куда же от сказки братьев Гримм деться?). А вот если идти от вокзала в центр в городе Галле, то там, на Лейпцигской улице (Leipziger Straße), невозможно пройти мимо памятнику местному, галлевскому городскому музыканту, практически символу города.
Невозможно пройти, в том числе, и потому, что он выглядит вот так:
Само собой, в Германии, как и в других западноевропейских странах хватает статуй рыцарей — ибо обладатели этого статуса обитали там. Но есть и кое-что (в скульптурном смысле) и особенное.
Первая ассоциация со словосочетанием «Берлинская стена», естественно, связана с мерзопакостным творением ГДРовской власти. Однако, в городе Берлине можно встретить и остатки другой Берлинской стены — на 700 лет старше, и которая город не разделяла, а, наоборот, объединяла.
Мы, дети уличных кофеен
Зоя Ященко
В отличие от Италии и Австрии, стран типично известно кофейных (на мой взгляд, в Австрии кофе — лучше), Германия более известна исторически-культурными связями с этим напитком. Вот, например, город Лейпциг, в котором Иоганн Себастьян Бах не только жил и работал, но и написал «Кофейную кантату«
Ist das der Sonderzug nach Pankow?
Udo Lindenberg
Есть ли специальный поезд в Панков?
Удо Линденберг
Эпиграф, который послужил также и аллюзией для сочинения заголовка — это рефрен из одноименной песни популярного западногерманского рок-музыканта Удо Линденберга. А поводом для нее послужил запрет 1979 года на его концерты в Восточном Берлине. Разозленный музыкант сочинил и в 1983 году выпустил ироничную (а точнее — крайне ехидную) песню. А района Панков она касается потому, что тут жили тогда верховные бюрократы ГДР (а в 1949-60 вообще находилась резиденция Президента ГДР). Ну а сейчас, во времена, изменившиеся к лучшему, Панков более известен гостям Берлинского университета им. Гумбольдтов, так именно как там расположен один из университетских гостевых домов, о чем я уже писал.
«Экс-» — потому что сейчас Шарлоттенбург — это район Берлина, причем в относительно центральной его части, а вот с 1705 по 1920 он был вполне сам по себе город, отделенный от столицы парком Тиргартен.
Перевалив за полусотню баек о «путешествиях без сурка», стоит таки засвидетельствовать почтение коллегам (перечисленным в заголовке), точнее — их статуям, имеющим место стоять в различных городах Европы.
Ваня, мы с тобой в Париже,
Нужны как в бане пассатижи.
В. Высоцкий
Собственно, мероприятие, из-за которого приехал в Париж во второй раз (уж послали, так послали), именно так и соотносится с моими непосредственными интересами — так что про него писать не буду. А вот проиллюстрировать подходящий эпиграф в такой ситуации — просто совершенно необходимо — чем я днем и занялся.
Уважаемые знатоки! Внимание вопрос: назовите человека, памятник которому установлен у стен Собора Парижской Богоматери. Подсказка: фамилия начинается на букву «Г». А вот и не угадали 
Естественно, до Рембó, Артюра Рембо. Соседство имен, конечно, неожиданное, я его и сам не ожидал обнаружить, пока не пошел как-то вечером гулять в поисках адресов, указанных Александром Дюма в «Трех мушкетерах». А как оттуда известно, «Атос жил на улице Феру, в двух шагах от Люксембурга».
Обычные кентавры — существа достаточно распространенные, общеизвестные и потому сейчас речь пойдет о более экзотических разновидностях, изображения которых, впрочем, проще встретить не в их родных греко-римских местах, а там, где они сейчас оказались, то есть в западноевропейских музеях и их окрестностях.
То есть он и сейчас там в Париже есть. Но вот если читать классику французских исторических романов, и даже не только о средневековье, а, например, «Королеву Марго»? Вот куда ходили и где жили главные герои? А ведь совсем не то здание они видели, что сегодняшние посетители музея.
Βρεκεκεκέξ κοάξ κοάξ / Брекекекекс, коакс, коакс
Хор лягушек из комедии Аристофана «Лягушки»
Почему «кстати»? Ну, по-первых, на мой взгляд, «кстати» — это вообще универсальное начало для любой байки. С классических, кстати, времен — вот в пьесе Аристофана весьма велеречивые лягушки оказались на побережье Стикса, через который переправлялся Дионис, дабы обсудить с Эсхилом и Эврипидом вопросы драматургии. И, так вот, кстати, о соответствующих местах.
Мир стал ареной, залитою солнцем,
Палестрою для Олимпийских игр
Под куполом из черного эфира,
Опертым на Атлантово плечо.
Максимилиан Волошин
Раз уж в прошлой заметке я помянул Аристофана и руины афиского театра у склона Акрополя, где его пьесы и ставились, то далее — продолжение как раз в архитектурно-театральную сторону, ну то есть не только (и, строго говоря, вообще не) про театры, а про прочие античные сооружения.
В Старой Англии, как всегда,
Зеленый лес прекрасен,
Но всех пышней и для нас родней
Терновник, Дуб и Ясень.
Терновник, Ясень и Дуб воспой,
День Иванов светел и ясен,
От всей души прославить спеши
Дуб, Терновник и Ясень.
Р. Кипллинг «Гимн Деревьям»
Как правило, Редьярд Киплинг ассоциируется, прежде всего с Индией, что, конечно, естественно, но далеко не исчерпывает его творчество. Есть еще и совершенно замечательные произведения, посвященные Старой Англии, от времен легендарных, с населявшим Полые Холмы эльфийским народом, через римскую Британию, саксонскую, норманнскую и английскую Англию, вплоть до Великобритании недавних столетий. Собственно, почти всю вторую половину жизни писатель и прожил в Англии, в поместье Bateman’s — и именно в его окрестностях происходит действие книг «Пак с Холмов» и «Награды и феи», одних из любимых моих киплинговских вещей.
Как можно догадаться по стилю этих заметок, речь пойдет отнюдь не о наблюдениях за нынешними обучающимися в Ягеллонском университете, а об их предшественниках — школярах, студентах, буршах (короче, жаках (żak)), как они тогда в Польше именовались и о том как они отразились в художественно-географических впечатлениях Кракова современного.
Жил-был король когда-то, при нём блоха жила
И.В. Гёте «Фауст» (пер. А. Н. Струговщикова)
Поиск, соответственно, будет в Германии, но блох — литературных и метафорических, а не членистоногих.
Цитата из Винни-Пуха, вынесенная в заголовок, самым непосредственным образом описывает ощущения от первого утра в Японии. Ибо выйдя из гостиницы в Осаке, это — первое что слышишь (дело было в конце июля) от ближайшего дерева. А вот дорога по аллее вдоль реки сопровождается на просто ж-ж-ж, а Ж-Ж-Ж, и даже Ж-Ж-Ж. И это неспроста.
Река в городе, в который приехал первый раз, — это хорошо, особенно в большом городе — таки ориентир; вот доберешься до нее — и уже относительно понятно, где находишься. А в Осаке — еще и почти все наиболее интересное, как с исторической, так и деловой и пейзажной точки зрения вдоль одной из рек, Кюуёда-реки (きゅうよどがわ, как читается 旧淀川) находится.
Если кто-то думает, что в Международном биофизическом конгрессе, прошедшем в августе 2014 года в Брисбене, главное — это конгресс, то сие, на мой взгляд, странно, ибо главное, что он в Брисбене, а Брисбен — в Австралии, а в Австралии — сумчатые.
Кок-то я уже писал про 2012 год, в начале и в середине которого я оказался в двух точках пути Луиса Камоэнса, разделенных половиной земного шара. Год 2014 оказался в похожем репертуаре — конец января и конец июня получилось встретить в местах, связанных с пребыванием там другого интересного человека из XVI века, чья биография неотделима ни от Запада ни от Востока.
Где Фауста нового лелея
В другом забытом городке -
Geheimrath Goethe по аллее
Проходит с тросточкой в руке.
М. Цветаева
Во внешнем виде городе, на протяжении 57 лет прожил великий поэт, да и вообще универсальный гений, сей факт благополучно нельзя не заметить и сейчас — ибо господин тайный советник, а также министр различных министерств герцогства Саксен-Веймар (а далее — Саксен-Веймар-Эйзенах), пользуясь благоволением двора, приложил всяческие усилия, чтобы преобразовать его по своему эстетическому вкусу.
Но не в зоологическом смысле, а кампус Берлин-Бух, где в Институте исследования мозга Общества Кайзера Вильгельма (как он тогда назывался) работал выдающися биофизик Николай Владимирович Тимофеев-Ресовский, ставший известным широкой публике после знаменитого биографического романа Даниила Гранина «Зубр» (научному физико-биологическому сообществу, причем по всему миру, он и так был известен более чем).
Сейчас тут по-прежнему — место биофизических, медицинско-научных и био- и медикотехнологических исследований, прежде всего, конечно, это Центр молекулярной медицины им. Макса Дельбрюка — нобелевского лауреата, которого привело в биофизику и генетику как раз сотрудничество с Тимофеевым-Ресовским. Читать дальше
Вообще-то главная женщина, чьё имя глобально известно как связанное с весьма провинциальным немецким городом Цербстом, это, естественно, проведщая здесь детство принцесса Ангальт-Цербстская София Августа Фредерика, То есть известна-то она уже стала уже в ипостаси императрицы Екатерины II.
Но вот если по этому самому Цербсту гулять, то можно в самом его центре увидеть памятник еще одной даме, на императрицу ну никак не похожей (и уж тем более ей не являвшейся):