Крысоловский город

Стар и давен город Гаммельн

М. Цветаева «Крысолов»

Между прочим, заголовок – ни в коем случае не попытка иронии или словотворчества, а перевод совершенно официального термина. Дело в том, что в Германии есть традиция снабжать имена некоторых городов характеризующими их эпитетами. Например, город, из которого началась Реформация, именуется Lutherstadt Wittenberg – Лютеровский город Виттенберг, бывшая столица Ганзейского союза: Hansestadt Lübeck – Ганзейский город Любек, место пребывания одного из самых знаменитых немецких университетов: Universitätstadt Göttingen – Университетский город Геттинген. Так вот, всякий человек, приехавший в Гаммельн, прямо на вокзале узнает, что прибыл он в Rattenfängerstadt Hameln.

Дверь железнодорожного вокзала Гаммельна

А вышедшего на привокзальную площадь, недалеко от неё, встречает памятник вполне симпатичной одинокой крысе.

Видимо, на свое счастье, это животное страдало от отсутствия музыкального слуха, осложненного топографическим кретинизмом – ибо вокзал по отношению к центру старого города расположен прямо в противоположной реке Везеру стороне.  И крыса вместо того, чтобы утопнуть, теперь приветствует гостей.

Улицы, состоящие из фахверковых домов (нигде из тех мест, где был до сих пор, нет их такого количества) ведут к центру города. И пока до него доберешься по такому пейзажу, цитаты из цветаевского «Крысолова» сами лезут в голову: и про «Стар и давен город Гаммельн» и про «В городе Гаммельне ­– ни души» (да, я знаю, что в тексте последняя строка имеет несколько другой смысл, но и в значении безлюдья она оказывается вполне уместной).

Впрочем, дойдя до центра города (а центр Гаммельна – это бывший Лошадиный рынок (Pferdemarkt)) жители таки обнаруживаются и в достаточном количестве (дело было в декабре, а это Advent, так что где же еще толпиться в это время года, как не на рождественском рынке).

На нем же обнаруживаются и некоторые воплощения представления современных гаммельнцев о предмете их городской гордости: одно работает деревянной подпоркой лавочки рождественского рынка, другое – живое – экскурсоводом. Некоторое наблюдение за последним показало, что его переход к очередной достопримечательности таки сопровождается звукоизвлечением из кларнета (забавно, что именно из кларнета, а у Цветаевой: «В городе Гаммельне – отпиши -  ни одного кларента»). Остается только гадать, каким видом  животных себе ощущают экскурсанты – крысами или детьми?

Хотя, с оригинальным чувством юмора местных жителей, можно и совместить: на одной из гаммельнских улиц имеет место быть детский сад с названием «Мыши старого города». Еще раз. Детский сад. В Гаммельне. С названием «Мыши». В Гаммельне. Детский сад. Мыши. И дети. В Гаммельне. Интересно, с какими чувствами этих самых детей туда родители сдают?

На мой взгляд, практически эталонный образец черного юмора

А вот путь тех самых детей (и крыс) из легенды шел по старинной центральной улице Kopmanshof . Выбравшись на нее, обойдя церковь на Лошадиного рынка, обнаруживаешь памятник прислушивающейся девочке, а через некоторое расстояние и памятник самому Крысолову (с трубой направленной как раз в сторону того ребенка). А недалеко от окончания улицы стоит «Крысоловский дом» (Rattenfängerhaus). Нет, Крысолов там не жил (дом построен в 1602/1605 для некоего Германа Арендеса (Hermann Arendes), но по верху боковой стены при постройке была выложена надпись с описанием события, послужившего основой легенде. И выходит эта стена на улочку Bungelosenstrabe. Bunge – это барабан на местном  диалекте, lose – «без», т.е. «улица без барабанов», или, более обще «улица без музыки» — ибо считается, что дети за Крысоловом шли по ней и по случаю печального конца сей истории играть на музыкальных инструментах на ней более не стоит. На сем и логично закончить брожение по крысоловскому городу и рассказ о нем.